|
Любимый вратарь Пьера Литтбарски - Face 2 Face Betting March 24 2006
Любимый вратарь Пьера Литтбарски
Владимир БОРОВИЧКА. Из череды иностранных тренеров, прошедших через российский чемпионат за последние годы, надолго задержаться у нас удалось только чешской паре, работающей в «Зените». Успех Властимила Петржелы с главным тренером питерцев по праву разделяет его соратник. Второй тренер «Зенита» на всякую жизненную ситуацию легко реагирует примерами из собственного опыта. Стоит Чонтофальски пропустить семь мячей в Петровском парке, как с финальным свистком Боровичка уже возле Камила. И рассказывает, приобняв, как пропускал пять мячей за сборную Чехословакии - дома, под свист пражского стадиона. И тот свист помнит до сих пор. Стоит корреспонденту «СЭ» завести на сборе разговор о политике, как Боровичка немедленно включается в спор. И проявляет необычайную осведомленность. И только к вечеру шепнет мне кто-то: жена-то у Владимира - мэр городка под Прагой... А еще Боровичка - самый веселый человек в «Зените». Общий любимец.
- Был у вашей ностальгии по Чехии какой-то пик? - Нет. Да и ностальгии не было - столько работы свалилось, что обо всем забыл. Едва находил время полистать газеты, посмотреть, что про нас с Властимилом пишут. - А вскоре газеты придумали ссору Петржелы с Газзаевым. - Знаете, футбол - это Большой театр... Я встречался в жизни с тренерами, которые накануне важных матчей говорили журналистам какую-то ерунду - лишь бы подогреть интерес. А кто-то здорово использовал корреспондентов в своих целях: через газеты задевал игроков, искал для них стимулы. - Вы, кстати, в первом же российском матче сцепились в Черкизове с Овчинниковым. Помните? - А, это вообще простая история... Уже во время игры возникли какие-то проблемы. После матча в центре поля Гартиг разговаривал с Овчинниковым на повышенных тонах. Я вмешался: только потасовки нам не хватало. - И что-то Сергею Ивановичу про счет на табло сказали... - Нет-нет, просто указал ему в сторону раздевалки - иди, мол, вон твоя дорога, и молчи. А он начал что-то кричать про чехов, про иностранцев... Я Овчинникова, кстати, прекрасно понимаю, сам был вратарем. На его месте вел бы себя точно так же. А потом Слава Малафеев поехал в сборную и заочно нас помирил. Когда Овчинников в Петербург приехал, познакомились и нормально пообщались. Никаких проблем. - Но после той потасовки пошло по российским газетам - какие, дескать, интересные люди к нам приехали. Про Петржелу чего только не говорят, Боровичка вон в драку лезет... - Так это очень просто! Петржела - первый иностранец, ставший у вас главным тренером. Ясно, что российские коллеги почувствовали опасность: за первым ведь может приехать второй, третий... - Недоброжелательно отнеслись коллеги? - В Чехии было бы то же самое. Помню, был наплыв тренеров из Словакии - не очень хорошо к ним относились. Не выдавливали, но чувствовалось: они чужие. - Почему в России проваливались все иностранные тренеры, кроме вас с Петржелой? - По себе знаю: самая большая проблема - язык. Когда я работал в пражской «Спарте», спонсоры решили пригласить немецкого тренера. Первый иностранец в истории нашего футбола. И я видел, какой мукой для него было общаться через переводчика. Хорошо, я в Австрии долго играл, нормально мог перевести... - Чехи тоже все разные. Вы и Петржела с командой мило дискутируете, а земляк Гжебик работу строил, как понимаю, на конфликте. - Я поначалу не понял историю отставки Гжебика. А потом прочитал в «СЭ» интервью президента «Динамо», после которого лично мне все стало понятно. На первом сборе Гжебик не хотел, чтобы Бондаренко работал в штабе команды. Но в итоге в Турции, как говорит президент, «сели вместе - Бондаренко, Гжебик и я, выяснили свои позиции, и Гжебик согласился, что Бондаренко будет работать...» Это и было началом конца. - В самом деле? - Конечно. Как работать с человеком, о котором ты недавно говорил, что хочешь его убрать? - Говорят, и в Праге были демонстрации болельщиков против Гжебика. - Да, в «Спарте». В футболе может все повернуться очень-очень быстро, если не учитываешь маленьких нюансов... - Зато Гжебик успел из «Спарты» изгнать Поборски. Вы как настоящий чех не мечтаете получить этого парня для «Зенита»? - Это интересный момент. Никто не знает, что год-два назад, когда у Поборски заканчивался контракт, был разговор о том, чтобы пригласить его в Петербург. Но сегодня мне кажется, что Поборски - это прошлое... Он ушел из «Спарты» и теперь полгода будет играть во второй лиге. Хоть Брюкнер, тренер сборной, обещал даже там его не забывать. Но с возрастом ничего не поделаешь. - В чем, кстати, секрет Брюкнера? - Нашей сборной нужен даже не тренер, а психолог. Игроки опытные, из замечательных клубов - Чех, Недвед... Им никакая наука не нужна. Им нужна только атмосфера. - Вы с Петржелой тоже мастера создать «атмосферу». Человеческая доброта никогда вам не мешала? - О, мы с Властой недавно обсуждали эту тему! Он мне говорит: «Ты слишком оптимистичен, хочешь всему верить...» - Что ответили? - Что человек такой, какой он есть. Каким был, таким и останется. А футболисты всегда чувствуют фальшь, и не стоит себя переделывать. Я точно знаю. - С Петржелой давно знакомы? - Мы еще играли друг против друга, давным-давно. Он был в пражской «Спарте», я в «Богемиансе». Забивать он мне не забивал, но хлопот доставлял - злой был нападающий, сильный, здорово головой играл, постоянно в борьбе... Потом мы с Властой работали в «Богемиансе» и той же «Спарте». В общем, вместе уже лет десять. - Как союз родился, помните? - О да! Интересно! Я работал помощником в «Спарте» и однажды отправился смотреть матч другой пражской команды, «Славии», нашего будущего соперника. А Власта тогда тренировал «Либерец» - и тоже оказался на этом матче. На трибуне сидели вместе, он, помню, все про «Спарту» меня расспрашивал. Проходит три дня, с утра приходит в раздевалку президент и объявляет: прежний тренер больше не работает, вместо него утреннюю тренировку проводит Боровичка. «А новый когда появится?» Президент отвечает: «После обеда». Только не сказал кто. Потом заглядываю к нему в кабинет, а там Власта сидит... - Который все знал еще три дня назад, на том просмотре? - Конечно, знал. Только мне ничего не сказал. Я тогда, в президентском кабинете, главный вопрос в себе держать не стал: «Я ухожу или остаюсь?» Власта моментально ответил: «Конечно, остаешься!» - Эти три года в Петербурге прожили, можно сказать, душа в душу? - Меня все об этом спрашивают. Знаете, о чем еще? О том, встречаемся ли мы вне работы. А мы не встречаемся. Разве что как-то сходили поужинали вместе с женами. И это здорово! Власта однажды сказал: если бы мы еще и в обычной жизни постоянно виделись, давно бы уже не работали вместе. У нас отличные рабочие отношения, но жизнь у каждого своя. Наше сотрудничество тоже проходило проверку на прочность, но такого, чтобы прекратить работать вместе, не было. - А тренировки проводите, как правило, вы. - Ну и что? Мы с Петржелой давным-давно обо всем договорились. Он мне доверяет, а я рад заниматься практической работой. Для Чехии нет ничего удивительного в том, что тренировки проводит ассистент. Может, в России это не очень принято? - Как поражения переживаете? - Власта очень переживает. Понятно, вся ответственность на нем. А я очень давно, еще игроком, научился уходить от любого поражения. Зайду с друзьями на ужин, чуть-чуть выпью, и игра для меня закончена. Я умею не зацикливаться. - Что вам было особенно тяжело принять в России? - Я ехал сюда и вспоминал того немца из «Спарты», который стоял перед командой, хотел что-то сказать - и не мог. Больше всего боялся оказаться на его месте. Лихорадочно вспоминал что-то из того, чему учили в школе, месяц ходил заниматься к знакомой учительнице... А потом начались тренировки, и мне здорово помог Андрей Аршавин. Что-то я неправильно сказал, Андрей повернулся: «Тренер, надо говорить по-другому!» «Отлично, - отвечаю. - Как только ошибусь, сразу мне об этом говори». Игроки всегда оценивают, когда ты пытаешься говорить на их языке. Сегодня я все понимаю, даже когда молодые быстро разговаривают между собой. Не знаю, может, я до сих пор остаюсь для них иностранцем, но чувствую себя очень хорошо, уютно... - Прошлая осень ничего не изменила? - Ничего, хотя кошмар два года подряд повторяется. Весь сезон наверху, и первый, и второй, и третий - чтобы в последний момент оказаться шестым... Это ужасно. В прошлом сезоне все решил матч со «Спартаком». Я прекрасно помню тот момент, когда судья указал на точку: все, думаю, уплывает наше чемпионство. Ехали на игру, я сказал: «Сегодня надо выигрывать, тогда «Зенит» точно будет выше «Локомотива». - Был тогда пенальти на Быстрове? - Будь я судьей - тоже свистнул бы. Флахбарт сам проиграл позицию, и для Быстрова «сделать» этот пенальти было делом техники. И наш игрок в такой ситуации упал бы. - Нет внутренней злости на Быстрова? - Никакой. В футболе выигрывает тот, кто умеет. - А как быть с Флахбартом, который пенальти зарабатывает в решающих матчах - с «Алеманией», ЦСКА, «Спартаком»? Фергюсон давно бы бутсой в игрока запустил... - Игроку самому очень сложно, я представляю себе, как он переживает. Но мы как тренеры обязаны поступать просто: ошибаешься - сиди на скамейке. Как ни горько. - А как парня выводить из психологического кризиса? Он ведь в Россию приехал совсем другим человеком, открытым, а сейчас весь в себе. - Если хочешь играть на высочайшем уровне, да еще за границей, с этой ситуацией придется справиться самому. Футбол не детский сад. - А вам-то как удается в себе постоянно хорошее настроение поддерживать? Есть рецепт? - Только сегодня в автобусе всей командой это обсуждали. Бывают переломные моменты в личной жизни, после которых начинаешь дорожить каждым днем. Со мной такое случилось лет пятнадцать назад. С тех пор просыпаюсь утром - и никаких проблем. Я здоров и радуюсь жизни. Все прекрасно. - Как начинался ваш футбольный путь? - Моя футбольная карьера складывалась непросто - как, кстати, и у Петржелы. Власта очень поздно пришел в высшую лигу и вынужден был много над собой работать. А я вообще в футбол начал поздно играть. Мы жили в Дечине, совсем рядом с немецкой границей. Мой отец был известным в городе тренером, и его доставали: «Сыну 17 лет, почему в футбол не играет?» Отец отправил меня к единственному в городе человеку, который знал, что такое высшая лига, играл когда-то... - Пошли? - Пошел. И сразу ему условие поставил: пусть после первой тренировки честно скажет, стоит мне заниматься этим делом или нет. Он и сказал: непременно, мол, надо продолжать. И через полтора года я уже играл во второй лиге, в основном составе. - У всякого футболиста есть «матч жизни», самый главный. У вас? - У меня, пожалуй, тот, который сыграл в Кубке УЕФА против «Аякса». Ван Бастен тогда мне забить пытался. Мы выиграли в Праге - 1:0, потом в Амстердаме проиграли - 0:1, но по пенальти все равно победили... - Эта серия до сих пор перед глазами? - Конечно. Каждая минута. Вратарь всегда чувствует, когда возьмет пенальти: секундой раньше в его сознании уже состоялись и удар, и прыжок, и собственный полет. То же самое было у меня перед первым ударом - и я его взял. Жаль, не от ван Бастена - он-то мне забил. Мы с «Зенитом», когда были на сборе в Голландии, поехали в Амстердам, ребята гуляли по городу, покупали сувениры - а я сел на полтора часа в уличном кафе. Заказал немного виски. Вспоминал собственную молодость и ту игру против «Аякса». Это было прекрасно - мысленно снова пережить этот день... - На пенальтистов всегда по-особому настраивались? - Я их всех знал. И тогда, перед «Аяксом», тоже знал, как бьет их главный пенальтист: в журнале каком-то вычитал. А в Чехии вел специальную книжку, там все нападающие были записаны. Впрочем, я не так много пенальти за карьеру выловил, если быть совсем честным. - Самый драматичный момент в карьере вратаря Боровички? - Играли мы в 85-м в Праге отборочный матч чемпионата мира против ФРГ. Как раз накануне сборная Чехословакии по хоккею чемпионат мира выиграла, и пошло по газетам: «Вам надо выигрывать, как выиграла хоккейная сборная!» Тогда же наш футбольный союз денег захотел заработать и продал большую часть билетов на этот матч немцам. Приезжаем на стадион - 30 тысяч человек на трибунах, и 25 из них болеют за гостей! После первого тайма проигрываем - 0:4! А закончили - 1:5. Литтбарски тогда мне неприятностей доставил, мой злой гений. - Почему? - Об этом лучше рассказывать не буду. - Нет уж, рассказывайте. - В том матче Литтбарски мне второй гол забил. А осенью попадаем в Кубке УЕФА на его же «Кельн» - и в гостях получаю от Пьера два гола! Приезжает «Кельн» в Прагу, я уже не знаю, куда от этого дьявола деваться, - и, разумеется он мне опять забивает. В ноябре того же 85-го со сборной Чехословакии еду на ответный матч с ФРГ в Мюнхен. В коридоре под трибунами вижу - Литтбарски идет. «Ну, - говорю, - сегодня ты мне точно не забьешь!» Он удивился: «Как не забью?!» Пришлось объяснить: не я сегодня в воротах стою, я на скамейке... - Свитер ваш вратарский сохранился? - Нет, наверняка подарил кому-то. У меня такие вещи трепета не вызывают. Может, у мамы моей хранятся какие-то фотографии - но больше ничего. Я живу сегодняшним днем. Очень хорошо помню, как мне говорил тренер, который со мной работал десять лет в «Богемиансе»: «Когда закончишь с футболом, уже никогда не вспомнишь, какие Кубки выиграл и сколько денег заработал. Будешь вспоминать только футбол, отдельные игры...» Он был прав. Забываются и медали, и дипломы. Иногда только наткнешься на старую фотографию, смахнешь пыль и вспомнишь какой-то эпизод, день. Впрочем, какие-то сувениры мне дороги... - Например? - Когда мы играли в еврокубках, к каждому матчу выпускались специальные вымпелы. Вот они много воспоминаний рождают. Иногда попадет такой случайно в руки - надолго застываешь... Но самое ценное в том, что я и после вратарской карьеры остался человеком с позитивным мышлением. От настроения вратаря в игре команды зависит многое. Только ты в конце матча, когда все «мертвые», можешь вернуть игроков назад. Но главное - не было ни одного случая, чтобы я орал на своих защитников... А сейчас все межсезонье сидели по сборам и, если бы не чувство юмора, с ума бы сошли всей командой. - Столько лет в футболе, столько поездок. Какие были самыми экзотическими? - Только я попал в профессиональную команду, как мы отправились на гастроли по Америке. Экзотика для того времени: Колумбия, Гондурас, Гватемала, Коста-Рика... Мне было 20 лет, я прежде не только никуда не ездил, вообще на самолете впервые в жизни летел! Сегодня, предложи мне кто-то такой маршрут, я бы, наверное, сказался больным и никуда не полетел бы. А тогда было здорово. - На ваш иностранный взгляд, русские - люди мрачные? - Нет, пожалуй. Помню, только приехал в Россию, прихожу перед первой тренировкой «Зенита» в раздевалку: все молчат, никто слова не скажет. А сейчас многое изменилось. Кто-то, наоборот, считает, что игроки много говорят... Но это замечательно, что они говорят! Футболистам нельзя ничего запрещать. В любой команде есть проблемы, в любой команде случаются драки на тренировках. Но нельзя, чтобы это выходило за пределы команды. - И в Чехии у вас такое было? - Конечно. Идешь на мяч, а кто-то в тебя врезается. Драка вспыхивает моментально. Тренер, помню, кричал: «Все, закончилось? Я могу повернуться?» Любой игрок, сидящий на скамейке, должен быть недоволен. Если он в запасе счастлив, его надо убирать. Потухшего уже не зажечь. - Самый болезненный удар за карьеру? - В самом конце вылетело плечо. Во многом из-за этой травмы и закончил, хотя играл долго. Поздно уехал за границу, в 32 года. Три года играл в «Аустрии», еще три года - в третьей австрийской лиге. Все получалось. - Что же в Вене не остались? - Такие были времена - 84-й год, 85-й, коммунисты... Можно было только эмигрировать, а вот этого мне не хотелось. - А прежде вопрос о том, чтобы остаться на Западе, не стоял? - Стоял. В 22 года, когда я был еще не женат, после какого-то матча в Германии ко мне подошли люди. Предложили остаться в германской второй лиге, место в вузе пообещали, контракт президент сразу принес. Кстати, с очень неплохими по тем временам условиями. Но я сразу отказался и больше себя сомнениями не терзал. Когда что-то не получается, я себе говорю: «Любое плохое ведет к хорошему»... - Зинченко, наш первый легионер, живет, кстати, с большой обидой на судьбу - что вырвали его из той же Австрии, где прижился. - Мне в футбольной жизни все удавалось, не о чем жалеть. Играл до 38 лет, в сборной Чехословакии был, жил в лучших городах мира - Праге, Вене и Петербурге... А стоило закончить с футболом, тут же стал ассистентом в «Спарте». - Выходит, вы везучий? - Очень. Но если вы получаете в жизни шанс, это еще не значит, что вам повезло. Все его получают. Главный мой талант - умею не замыкаться на неудачах. Одна секунда - и нет печали. Меня ничто не раздражает... Без проблем общаюсь с любым человеком, который меня узнает и подходит с расспросами. На Петроградской могу зайти в кафе, и подсесть ко мне может кто угодно. И знаю, что если пойдут неудачи и мне придется уехать в Чехию, то здесь останутся друзья. К которым всегда могу приехать в гости. Для меня это важно. - Ринус Михелс говорил, что гордыня - первый тренерский грех. - Правильно. Потому что искушения на каждом шагу. Только приходит какой-то результат, и сразу: «Я самый великий, мне все удается...» Так нельзя. - А другой тренер, Кациракис, говорил: вокруг тренера должна быть граница, которую никто не перейдет. - Может быть. Поговорите с Властой - может, услышите то же самое. Но я только помощник, и мне эта граница не нужна. Моя задача в том, чтобы игроки получали удовольствие от тренировок. Если будут приходить со словами: «Ох, опять...» - то хорошего не выйдет. Объясняю: «Футболом вы будете заниматься десять лет, так давайте эти годы не будем превращать в мучение!» И не надо сходить с ума, думать о футболе 24 часа в сутки. - Вы богатый человек? - У меня в Чехии большой дом, дача. Все, что нужно, есть. - А «мерседес», как у всякого российского тренера? - Я не хочу «мерседес». У меня были иностранные машины, но я понял, что лучше иметь чешскую. И универсал, чтобы сзади возить моего большого черного лабрадора. У жены сейчас «Фабия», но скоро, наверное, «Октавию» купим. - Иржи Ярошик долго не мог понять, как себя вести в России с дорожной полицией. - У вас все то же самое, что было в Чехии в 89-м. И у нас тогда тоже говорили, что это не искоренить, что деньги решают все и везде. Я с вашей дорожной полицией освоился, хоть они постоянно просят пройти к ним в машину. Я отказываюсь, не желаю играть в эти игры. «Или забирайте документы, или позвольте заплатить штраф...» В Чехии можно платить на месте. С полицией - вопрос времени, все решится. Кстати, я очень часто езжу на метро. - Серьезно? - Конечно. Игроки тоже надо мной смеются. Помню, была серия неудачных игр, сплошные ничьи - и меня угораздило в метро спуститься. Стою в конце вагона, смотрю: человек в меня всматривается. Внимательно-внимательно. Сейчас, думаю, подойдет и попросит расписаться. Он сделал три-четыре шага вперед, потом вернулся назад, снова повернулся ко мне: «Пора вам, засранцам, уезжать в свою Чехию, столько вы здесь натворили - хватит!» В тот момент я почувствовал, как краснею. Тут остановка, его самого подтолкнули к дверям: «Уходи!» - У популярности есть, значит, и неприятные стороны? - Есть. Но чаще мальчишки подходят и просят автограф. Впрочем, думаю, большинство меня не узнает. Мне интересно было бы посмотреть, как Власта проедет на метро, но он там, кажется, не был... - Русские футбольные судьи вас не удивляют? - Нисколько. Они такие же, как в Чехии. Возмутил меня только один случай, когда после матча с ЦСКА меня вызывали на КДК. Потом выяснилось, что вызвали только с одной целью: чтобы я извинился. - За что? - Вот и на КДК пытались выяснить, что я кричал Газзаеву. Вам могу рассказать: Газзаев выскочил к бровке. Я ему кричу: «Сядь на место, ты уже не на Кубок УЕФА играешь!» И на меня кинулся кто-то из его помощников. Неприятно стало, что Газзаеву что-то позволил сказать чужой ассистент. В этот момент я уже ничего не говорил, только мне что-то кричали в спину. Я знал, кто кричал, но говорить не стал. Мне было смешно. - Что произошло на КДК? - Меня хотели оштрафовать, и я подал протест. Приезжаю в Москву, и выясняется, что боковой судья ничего не слышал, делегат ничего не видел, а судья заявляет: «Если вы сейчас признаетесь, что именно кричали на чешском языке, я тоже все вспомню, и наступит полная ясность!» Потом стали мне угрожать: если, мол, не извинюсь, придется писать письмо в УЕФА. Отлично, говорю. Пишите. Я тогда тоже сочиню письмо в УЕФА, опишу, что здесь творится. И после этого момента заседание закрыли. - «Рука Москвы» - она существует? - Конечно. Как в Чехии есть «рука «Спарты». Обычное влияние богатого клуба. Будет играть «Спартак» с «Ростовом» - судья, сам того не желая, в решающий момент окажется на стороне «Спартака». - Где надо побывать в Чехии иностранцу, чтобы сказать: «Я эту страну увидел и понял»? - Например, в городке, где я сейчас живу. Десять километров от Праги. Сын живет у Карлова моста, и до его дома доезжаю минут за двадцать. Жена, кстати, недавно звонила: «Рядом с нами купили дома 13 российских семей...» Мне везло в жизни на города. Это счастье, что после Праги я оказался именно в Петербурге: атмосферой они очень похожи. - Москва не для вас? - В первый раз я был в Москве в 85-м. Потом приехал года три назад и тогда сказал: вот здесь я точно жить не смог бы. Нервное место. То ли город, то ли бизнес-центр. А сейчас езжу чаще и смотрю на Москву иными глазами. У нее своя красота. Но был город, который когда-то действительно поразил мое юношеское воображение. - Какой? - Одна из первых моих поездок за границу, Америка, три дня в Нью-Йорке... Привезли меня на Пятую Авеню. Встал среди небоскребов и почувствовал: я вообще никто! И подумал: вот здесь я точно жить не смог бы. | |