February 29 2008

Колосков: Мы поддержали Украину потому, что нам были нужны голоса для Сочи

Вячеслав Колосков начинал карьеру в спорте с футбола, но затем решил идти в аспирантуру Института физкультуры, где и защитил диссертацию по теории хоккея. В 1975 году Колосков стал начальником отдела хоккея в Спорткомитете СССР, в 1979 году - начальником управления футбола, а с 1987 года возглавил в Спорткомитете СССР и хоккей, и футбол. В 1990 году он стал председателем Федерации футбола СССР, а после распада СССР, с 1992 по 2005 год работал президентом Российского футбольного союза. С 1980 по 1996 год Колосков был вице-президентом ФИФА, а с 2000 года он член исполкома УЕФА. С Вячеславом Колосковым беседуют Алексей Андронов и Александр Шмурнов.
- Вы руководили футболом в период смены эпох, что особенно запомнилось в это время?
- Я пришел в 1979 году в футбол после достаточно успешной работы в хоккейной федерации. Мной решили укрепить руководство футболом, так как в это время наша сборная находилась в плачевном состоянии: мы пропустили чемпионат мира, чемпионат Европы, и были необходимы изменения. В 1979 году я приступил к своим новым обязанностям, а в 1980 году в Москве была Олимпиада. Для нашей сборной она была не самой удачной: мы с Константином Ивановичем Бесковым заняли всего третье место. Я продолжил работать и возглавлял федерацию на протяжении 26 лет. 1988 год был самым удачным и в моей карьере как руководителя, и в истории российского, тогда еще советского футбола: золото на Олимпиаде в Сеуле. Плюс второе место на чемпионате Европы с Лобановским. Я горжусь еще и тем, что за время моего руководства футболом наша страна пропустила только один чемпионат Европы в Бельгии и Голландии и один чемпионат мира во Франции. Другое дело, что наша сборная не выходила, как правило, из группы по разным причинам, но только не из-за организационных проблем. Даже в непростое перестроечное время.
- Результаты 1998 и 2000 годов - это следствие распада страны?
- Конечно, хотя мы в 1992-м уже обрели свое лицо: образовался футбольный союз, но мы потеряли большое количество сильных футболистов из Украины, Грузии, Прибалтики и Белоруссии. Нам пришлось убеждать ФИФА, что РФС - наследник советской футбольной федерации и дореволюционной федерации также. Еще одна проблема, с которой столкнулся РФС, - провал системы подготовки футболистов. В советское время все базировалось на профсоюзных деньгах, на профсоюзных командах. Перестали финансироваться и существовать футбольные интернаты, а их у нас было 21, перестали строиться резервные школы, их было 75. Училища олимпийского резерва при всесоюзных школах практически развалились, остались только школы при предприятиях и спортивных обществах, такие как <<Спартак>>, ЦСКА и другие. Так что нужно было выстраивать новые отношения и все начинать сначала.
- Какой была для вас победа нашей олимпийской футбольной сборной в 1988 году? Как вы ее вспоминаете?
- Для меня самым счастливым был этот год. Мало кто верил в победу наших футболистов на Олимпиаде, не верили и в руководстве федерации. Команда же подобралась очень сильная, и прежде всего в профессиональном смысле. Самое главное качество команды, как мне сегодня кажется, была особая сплоченность. В этом безусловная заслуга Анатолия Бышовца, он создал уникальный дух единства в коллективе. В команде у каждого была своя задача, своя роль: Бышовец - главный тренер, Гаджиев - научный руководитель, методист, Орджоникидзе - доктор, который не только лечил, но и играл на аккордеоне, пел песни. Все эти люди вместе представляли собой могучую силу. Все это и позволило выиграть. Многие говорили после нашей победы, что Колосков повлиял на судей как глава оргкомитета. Это полная ерунда.
- Почему олимпийский футбольный турнир не может завоевать себе статус мирового соревнования, как это происходит, например, в легкой атлетике?
- Это осознанная политика ФИФА. В этой организации есть отдельный комитет олимпийского футбола ФИФА, и в сборную в свое время брали только любителей, то есть тех, кто не имел лицензии профессионала. Исключение составляли команды соцлагеря, в которых играли футболисты без определенного статуса. Потом началась профессионализация олимпийского спорта и встал вопрос о футболе. Было очевидно, что Олимпиада может составить конкуренцию чемпионату мира и в игровом, и в финансовом плане, поэтому было решено утвердить своеобразный рейтинг: самый главный турнир - чемпионат мира, затем чемпионат мира для 20-летних, а олимпийский турнир на третьем месте. У многих федераций нет особого желания участвовать в Олимпиаде, потому что это требует больших затрат. Подготовка сборной команды к Олимпийским играм обходится в $1-1,5 млн в среднем. Ни ФИФА, ни национальная ассоциация не получают ни копейки от этих денег. Остальные же турниры - это чисто коммерческие предприятия, приносящие доход национальным федерациям. Потом Олимпиада проводится, как правило, в конце лета, когда стартуют национальные чемпионаты и сильные клубы стараются не отпускать своих футболистов.
- Олимпийский турнир, таким образом, становится соревнованием второго сорта?
- На самой Олимпиаде - ни в коем случае. Футбольный турнир по количеству зрителей стоит на первом месте, чуть-чуть опережая легкую атлетику.
- Как в нашей федерации относились к олимпийскому турниру после победы в 1988 году?
- В организационном плане относились очень серьезно, но ни разу так и не попали на это соревнование. Потому что все те 20-22-летние мальчишки, которые должны были играть в отборочных турнирах Олимпиад, были уже задействованы в основной сборной. Приоритет национальной команды очевиден. Например, Измайлов, Березуцкие, Акинфеев могли играть в составе олимпийской сборной, но так в нее и не приезжали. В результате олимпийская команда формировалась по остаточному принципу.
- Расскажите, какие воспоминания сохранили вы о конфликте 1993 года.
- Я до сих пор считаю, что поступил абсолютно правильно как руководитель организации. Я поддержал тренера, который выиграл отборочный турнир и должен был при любых условиях, возглавив свою команду, везти ее на чемпионат мира. Конфликт был связан с финансовыми интересами отдельных игроков. У нас был контракт с фирмой Reebok, который давал $300 тысяч на проведение подготовки к чемпионату плюс бесплатную экипировку для всех сборных команд, а у нас их было 11. В то время это были прекрасные условия, потому что РФС еще ничего не зарабатывал, а деньги были очень нужны, и в первую очередь для обеспечения всей структуры сборных команд. Главное наше обязательство заключалось в том, что семь человек из нашей команды, выпущенных на поле, должны были играть в бутсах фирмы Reebok. Футболисты под разными предлогами уходили от этих обязательств, заключали свои собственные контракты. По окончании последней отборочной игры с Грецией, которую мы, к слову сказать, позорно проиграли, я пришел в раздевалку и открыто сказал, что на чемпионат мира поедут те, кто будет исполнять условия контракта со спонсором. После этого начались коллективные письма. Я очень долго, кстати, не мог получить письмо 14, полагаю, потому, что сбор подписей у них продолжался. Потом была пресс-конференция "отказников" и так далее. Я собрал свою пресс-конференцию, и меня поддержали различные спортивные деятели, которые, как и я, считали, что тренер, начавший отборочный турнир и выигравший его, должен продолжить свою работу в команде.
- Почему же возник вопрос о смене тренера?
- В письме 14 было сказано, что федерация использует старые методы борьбы с неугодными. Что футболисты стали профессионалами и сами вправе решать, с какой компанией будут заключены контракты. Также именно в этом письме четко было прописано, что необходима смена главного тренера Садырина на Бышовца.
- Понятно, что правду выяснить практически невозможно, она у каждого своя. Вспоминая то время и те переживания, можно сказать: проблема была в том, что футболисты, а для болельщиков они были всегда главными, не были допущены к принятию решений. Насколько тепло вы, как чиновник, относились к игрокам, как понимали их значимость в самом процессе?
- Понятно, что на поле самый главный - футболист и без него ничего не получится. С другой стороны, мы признаем организующую роль главного тренера, который формирует команду, тренирует ее, вырабатывает тактику. На мой взгляд, нападки на Садырина были совершенно беспочвенными, потому что он смог практически доказать свою состоятельность. Наши же переговоры с футболистами постоянно заходили в тупик, потому что каждый из них пытался оговорить собственную выгоду и многие соглашались исполнять контракт только в том случае, если с ними подпишут его лично. Вы не забывайте, что мы решали все эти проблемы на стыке эпох, то есть это то время, когда происходил постоянный конфликт между индивидуальностью и существующим порядком.
- Вы сказали, что по сей день считаете, что поступили тогда правильно. Спустя 15 лет, можно, наверное, признать хоть какие-то ошибки. Все-таки сборная поехала на чемпионат в усеченном составе, и некоторые игроки так и не вернулись в нее, через два года история повторилась - и разгорелся новый скандал. Может быть, гипотетически вы что-нибудь изменили бы в тех своих решениях?
- Наверное, изменил бы в первую очередь порядок и дисциплину в самой сборной уже в США. Павел Федорович Садырин, царствие ему небесное, очень эмоционально переживал все эти разборки и находился под серьезнейшим прессингом со всех сторон. Он откровенно распустил команду еще на сборах. Ребята болтались по кабакам со своими подружками и женами. Я, к сожалению, в тот момент отсутствовал. Сейчас мне кажется, что даже с тем составом, который у нас был, мы могли бы выйти из группы, если бы была железная дисциплина.
- Не кажется ли вам, что нашей команде все же не хватило Добровольского и Шалимова?
- Если бы были они, тогда бы поехал и другой тренер. Зачем же нам сейчас гадать, что могло быть. Был прецедент, я не мог пойти на поводу у игроков, иначе в дальнейшем именно они стали бы определять, какой тренер будет возглавлять сборную. Это был бы необратимый процесс.
- А что произошло в стане сборной в 1986 году, когда на смену Малофееву пришел Лобановский?
- В моей книге, которая выйдет в марте, все подробно описано. Решение о смене тренера было принято в спорткомитете, где скептически относились к методам подготовки Малофеева, а глава организации просто был покорен работой Лобановского в киевском <<Динамо>>. К тому же придраться к Малофееву было можно: сборная ездила в Мексику на сбор и всем подряд проигрывала. Я в то время в ситуацию не вмешивался, и практически всеми этими перестановками занимался председатель спорткомитета Валентин Лукич Сыч. Это был единственный раз, когда я не встал на защиту тренера.
- Как так получилось, что Бышовец попал второй раз в сборную?
- Я был против Бышовца. Ситуация развивалась следующим образом: я был на футболе, на <<Динамо>>, и мне позвонил Олег Сысуев, вице-премьер страны в тот момент, и предложил встретиться. В Белом доме мне предложили назначить Бышовца на должность главного тренера. Я пытался объяснить, что не я решаю такие вопросы, а главный тренерский совет, который выбирает тренера сборной на альтернативной основе. Тогда же появилась еще одна кандидатура - Гершкович, который через некоторое время снялся с выборов. Став главным тренером, Бышовец не справился с поставленной перед ним задачей, начались поражения за поражением. Дело в том, что после 1988 года он сильно изменился. Если до этого он все время работал только с командой и был на ней сосредоточен, то теперь он пытался работать со всеми и с администрацией президента, и со спонсорами, и с футболистами. Он значительно отошел от тех принципов, которые сделали его большим тренером. Он стал отдавать долги тем ребятам, кто его поддержал несколько лет назад, но они уже к этому моменту были не в лучшей своей форме.
- То, что произошло с Бышовцем в прошлом сезоне в <<Локомотиве>>, вас не удивило?
- Нет, конечно. Мне был очевиден тот регресс, который произошел, по сути, с очень сильным тренером. Он стал больше внимания уделять работе с Липатовым, с руководителями РЖД, окружил себя угодными людьми и мало времени уделял самой команде. Как только он отчислил Лоськова, я понял, что это конец истории Бышовца в "Локомотиве". Лоськов - тот игрок, которого ни при каких обстоятельствах нельзя отчислять из команды.
- Расскажите подробнее о вашей книге.
- Это не автобиографическая книга, а рассказ о жизни, о событиях и о людях. Рассказ о тех событиях, участником которых я был. Начинается с 1972 года, когда, будучи преподавателем кафедры футбола и хоккея, я был привлечен в научную группу по подготовке к игре с профессионалами в хоккее. Я хотел показать события изнутри. Вторая часть - переход в футбол. Моя работа со Старостиными, Бесковым, Лобановским, Бышовцем и многими другими. Работа со сборной, работа в ФИФА и так далее.
- Лобби российского и советского футбола на международной арене - вечная тема. Как вам видится структура отношения к нашим командам?
- За все 26 лет на моей памяти остались, пожалуй, всего два или три эпизода. Главный из них - это судействоКрондла в матче с Болгарией, а кроме того, матчи с Португалией и Словенией. По каждому из этих эпизодов мы возмущались, писали докладные записки. Могу также вспомнить несколько эпизодов на уровне клубов: перенос матча "Спартака", проблемы с воротами. Но ни разу это не оставалось незаметным. Каждый раз я приносил кассету и заставлял весь исполком смотреть эпизод и признавать очевидные ошибки.
- Что меняется в этом отношении?
- Раньше судьи были подвержены всевозможному давлению, в том числе материальному. Сейчас меняется менталитет судей. Раньше они отсудили и уехали, теперь же с ними постоянно проводят семинары, разборы, работают над ошибками, и в результате повышаются их профессионализм и авторитет.
- Вас считают одним из апологетов идеи проведения чемпионата Европы в Польше и Украине, первого после распада СССР крупного футбольного события, которое пройдет в Восточной Европе. Как происходило принятие этого решения?
- Главная причина, по которой такое решение было принято, - это идея продвижения большого футбола на Восток. Тому подтверждение - финал Кубка УЕФА, а теперь и Лиги чемпионов в Москве. Политика УЕФА изменилась еще во времена Юханссона, который постоянно говорил на исполкоме, что надоело главенство пяти стран: Англии, Франции, Италии, Испании и Германии, надо двигаться дальше и задействовать другие регионы. Начали с Москвы. Затем встал вопрос о проведении чемпионата Европы, и Москва проиграла Швейцарии и Австрии. Мы проиграли по понятным причинам: у нас были самые красивые картинки и слайды, но не было ничего сделано. У Украины были совершенно другие соперники: Италия, Хорватия и Венгрия. В Италии в тот момент разгорелся коррупционный скандал, и она автоматически выбыла из борьбы. У Хорватии с Венгрией и Украины с Польшей шансы были изначально равны, и здесь все зависело от активности руководства. Президент Федерации футбола Украины Григорий Суркис, надо отдать ему должное, по два-три раза ездил к каждому члену исполкома, показывал макеты, рассказывал о поддержке в правительстве своих планов. Я поддержал Украину и Польшу потому, что они мне ближе, и потому, что нам нужны были голоса на Сочи.
- Выборы столиц крупных соревнований - это настоящая политика.
- Конечно, это политика, если говорить о методах, и это часть большой мировой политики. Я активно был привлечен к агитации за Олимпиаду в Сочи. В МОК семь голосов людей из футбола, и со всеми семью я встречался, пятеро мне подтвердили, что будут голосовать за Сочи. Еще три голоса мы получили как раз благодаря нашей позиции в вопросе Евро-2012: два - от Украины и один - от Польши. Честно говоря, я и так поддержал бы Украину, но здесь случился выбор Олимпиады, и их голоса очень нам помогли.Источник: www.gzt.ru