Александр Чубаров: "За праздничным столом Лобановский предпочитал коньяк"

Из 67 лет своей жизни администратор киевского "Динамо" Александр Чубаров практически половину - 34 года! - отдал родному клубу. И до сих пор на боевом посту. Одно только перечисление главных тренеров, с которыми Александру Федоровичу довелось работать в динамовском коллективе, о многом говорит: Лобановский, Пузач, Фоменко, Сабо, Павлов, Буряк, Михайличенко, Демьяненко, Семин, Газзаев, Лужный.

Многие годы заслуженный тренер Украины Александр Чубаров был одним из ближайших соратников Валерия Лобановского, и накануне отмечаемого сегодня 72-летия легендарного тренера рассказал "ФАКТАМ" о Валерии Васильевиче и о своей жизни в футболе.

Встретились мы с Александром Федоровичем в его квартире в живописном месте неподалеку от Киева - поселке Водогон. Причем во время нашей беседы от хозяина ни на секунду не отходил любимец семьи Чубаровых - красавец-лабрадор Лорд.

«Однажды на спор Васильич каждый день на протяжении месяца приходил на работу в новом костюме»

- С Валерием Васильичем мы были в очень теплых отношениях, хотя и не осмелюсь назвать их дружбой, - вспоминает Александр Чубаров. - Кстати, наши жены - моя первая супруга Нина, живущая ныне в Канаде, и вдова Валерия Лобановского Аделаида дружат до сих пор.

- Александр Федорович, Лобановского нет с нами вот уже восемь с половиной лет. А как Валерий Васильевич отмечал свой день рождения, ведь зачастую в начале января динамовцы находились на тренировочных сборах за рубежом, например в немецком Руйте?

- Шестое января, как правило, было обычным рабочим днем. Независимо от того, где команда готовилась к сезону, - в Руйте или, скажем, в Гантиади. Лобановский специально так планировал начало сборов, чтобы день своего рождения встречать не в Киеве. Не любил шумных компаний, хотя был хлебосольным человеком.

Когда в команде играл Саша Головко, мы 6 января поздравляли с днем рождения и его. Был праздничный ужин, после чего отдельно собиралось руководство команды. Мы садились за стол, каждый из присутствующих брал слово. Но Васильич не любил длинных тостов за здоровье именинника и хвалебных од в свой адрес. Через некоторое время после начала застолья прерывал всех и предлагал вспомнить о другом, более значимом празднике: Рождестве Христовом, отмечаемом в этот же вечер.

- Из спиртных напитков Валерий Васильевич предпочитал...

- ...Коньяк. "Наполеон" или армянский. Но не более трех звездочек. Наливал себе на глоточек. Обязательно перед тем как выпить, поднесет рюмочку, понюхает. Непременно закусывал - маленьким кусочком сыра или долькой лимона. А еще очень любил моченые помидоры, соленые огурчики, квашеную капусту. При том, что ел Лобановский немного.

- В еде Лобановский был привередлив?

- Он никогда не был рабом желудка! Порой, случалось, пообедать не успевали, и к ужину я уже был страшно голоден. А Васильич, пока не сделает работу, о еде и не думает. По крайней мере, вслух об этом не говорил. Очень требовательно относился к сервировке стола. Нож и вилка - обязательно. Ел размеренно, не спеша.

Однажды мы решили где-то быстренько перекусить. Смотрю, Васильичу что-то не нравится: "Федорович, а где же вилка?" - "Так у нас же только бутерброды". - "Все равно, вилка и нож должны быть всегда. Мы же серьезные люди".

- Одежду Валерий Васильевич покупал себе сам?

- Всю жизнь рядом с ним была удивительная и преданная женщина - супруга Аделаида Панкратьевна. Васильич носил одежду больших размеров, поэтому подобрать ее было нелегко. Мы даже спортивную экипировку для Лобановского специально заказывали. Но Аделаида Панкратьевна всегда находила для него самые лучшие вещи. Причем обходилась, как правило, без примерок. Покупала точь-в-точь. И, как говорится, по последнему писку моды. Лобановский умел и любил красиво одеваться. У него были шикарные костюмы, красивые рубашки, галстуки.

Однажды после возвращения из Кувейта одетого с иголочки Лобановского увидел Анатолий Пузач и ахнул: "Прибавляете, Васильич. Выглядите безукоризненно. Но это же ненадолго, скоро опять спортивную форму наденете". - "Думаешь? Начиная с сегодняшнего дня, на протяжении месяца ты меня, Кириллыч, ни разу не увидишь в одном и том же костюме". И что вы думаете? Свое слово сдержал.

Хотя для самого Валерия Васильевича поход по магазинам становился настоящей проблемой. Он очень редко переступал их порог. Хотя однажды в Тбилиси пошел со мной на рынок. Приехали мы на стадион, а до игры еще куча времени. Я хотел быстро сбегать на рынок, чтобы купить кураги. Лобановскому, естественно, не сказал, что для него: этот фрукт, как известно, укрепляет сердечную мышцу.

Неожиданно Васильич решил пойти со мной. Пришли. Я, как и положено на Кавказе, начал торговаться. Лобановский как услышал это, возмутился и заявил, что больше со мной на базар ни ногой: "Что же ты делаешь? Зачем сбиваешь цену?" Никакие мои доводы, что, мол, на восточных рынках продавцам нравится, когда с ними торгуются, на него не действовали. А продавец, узнав, что перед ним стоит САМ Лобановский, так обрадовался, что ни о каких деньгах и слушать не захотел: "Бэри все бэсплатно. Для такого чэлавэка ничэво нэ жалко!"

«Никогда не разрешал заходить в салон клубного автобуса женщинам»

- Известно, что Лобановский был максималистом. А как он реагировал, скажем, на огрехи в вашей работе? Уволить не обещал?

- Во-первых, Валерий Васильевич никогда не ругался матом. Когда случались проколы, без которых в ежедневной работе никак не обойтись, только хмурил брови и разочарованно говорил: "Пф-фу... Это же низкий уровень! Тебе не в "Динамо" работать, а где-то на периферии. Так нельзя". Одинаково строго относился и к себе, и к нам.

Как-то приехали на матч в Москву, а нас два часа мурыжат в холле гостиницы, не поселяют. Команда нервничает. "Ну, ничего, приедут они в Киев, я их на хоздворе поселю", - говорю Васильичу. "И сразу же пойдешь вслед за ними, - невозмутимо парирует Лобановский. - Как ты мог о таком подумать? Ты же работаешь в киевском "Динамо"! За две минуты должен гостей селить. О другом даже и думать не смей".

Каждый день, прожитый рядом с Лобановским, - жизненный урок для меня. Васильич был очень мудрым человеком. Всего на четыре года старше меня, но я искренне считал его своим вторым отцом. Очень кстати Васильич мог рассказать притчу, вспомнить какую-то историю. А сколько знал афоризмов! И никто не пытался определить автора - достаточно того, что так сказал Васильич. "Все будет так, как должно быть. Даже если будет иначе", - так говорил Уинстон Черчилль. Но над авторством никто не задумывался, ведь Лобановский всегда произносил эти слова в самый нужный момент.

А еще Васильич был тонким психологом. К примеру, выезжаем на игру. Он, как всегда, последним заходит в автобус, а в салоне гробовая тишина. "Федорович, - зовет меня. - Что это все такие кислые? Ну-ка, расшевели ребят". Я бегом к футболистам, парочка шуток-прибауток, несколько анекдотов, и команда уже умирает со смеху. После этого ребята выходят на поле и попросту разрывают соперника.

Но случались и моменты, когда Васильич требовал прекратить всякие смешки в автобусе, выключить музыку. Срабатывал и такой подход. У него было потрясающее чутье, каким способом настроить команду на матч. Бывали случаи, когда в перерыве неважно складывающегося для нас поединка Лобановский мог зайти в раздевалку и за пятнадцать минут не проронить ни слова. Только мимика, жесты и взгляд. И во втором тайме без всяких слов те же ребята, которые в начале матча едва ползали, буквально летали по футбольному полю. Лобановский считал, что каждый хороший тренер должен уметь НЕ УВИДЕТЬ, НЕ УСЛЫШАТЬ и НЕ СКАЗАТЬ!

- А как Лобановский проводил установку на игру, ведь это своего рода ритуал?

- Каждый игрок имел свои предматчевые традиции. Заваров, к примеру, в определенном месте между двумя тумбочками, на которых ребята завязывали шнурки на бутсах, в бешеном темпе "обыгрывался" со стенкой. Витя Чанов бросал мяч в стену и в прыжке намертво фиксировал его в руках. Михайличенко надевал футболку так, как, наверное, никто другой в мире: натягивал только на одну руку рукав, а через мгновение футболка уже была на нем.

Перед самым выходом команды из раздевалки, когда Васильич успевал напомнить ребятам, что "после игры у нас не может быть сухих футболочек и никто не может покинуть поле чистеньким", наступала тишина. Так обычно присаживаются на дорожку... Лобановский смотрел на часы и, когда стрелка отсчитывала седьмую секунду, хлопал в ладоши. Он считал, что после напутственных слов необходимо выдержать паузу, во время которой происходит концентрация внимания, футболисты сосредоточиваются на поставленной задаче. Своеобразный аутотренинг. Резкий хлопок выводил игроков из этого состояния.

- Говорят, что Лобановский никогда не позволял заходить в салон клубного автобуса женщинам.

- Не делал Валерий Васильевич поблажек в этом вопросе даже своей супруге. Аделаида Панкратьевна часто сопровождала его на выездных играх. Но даже когда мы, к примеру, летели рейсовым самолетом, сидела отдельно от команды. Исключение для жен футболистов Валерий Васильевич делал, только когда вся команда отдыхала в летнее межсезонье в Ялте. Хотя, если помните, и в декабре 1997-го на ничего уже не значащий для нас матч Лиги чемпионов против английского "Ньюкасла" динамовцы полетели со своими половинами. После той игры, когда мы проиграли со счетом 0:2, подходит ко мне Лобановский и говорит: "Ну что, ты убедился?.."

«В театре Валерий Васильевич так сопереживал героям, что начинал, как и на тренерской скамье, крутить на пальце обручальное кольцо»

- Лобановский вместе с динамовцами часто ходил в театр, лично был знаком со многими знаменитыми актерами...

- Наверное, в самых близких отношениях Валерий Васильевич был с Олегом Борисовым и Кириллом Лавровым. Каждый раз выкраивал время, чтобы побывать на спектакле с их участием, с головой погружался в атмосферу происходящего на сцене. Бывало, так сопереживал героям, что начинал, как и на тренерской скамье, крутить на пальце обручальное кольцо. А после спектакля обязательно делился впечатлениями с ребятами, пытался донести до их сознания истинный смысл происходившего на сцене. Причем не навязывал свое мнение, а только делился собственным видением.

- А как Валерий Васильевич относился к животным?

- С любовью. На его даче в Конче-Заспе жил огромный мастиф, а в киевской квартире - шикарный персидский кот Борусик, который всегда встречал хозяина у двери. Лобановский любил подолгу гладить его. Кот при этом довольно мурлыкал.

А еще помню, как на сборах в Гантиади у столовой, где питались динамовцы, всегда собиралось много собак. Собаки - моя слабость, поэтому я потихоньку их подкармливал. (Кроме живущего в квартире Чубарова лабрадора Лорда, на его загородной даче живут немецкая овчарка Чен и "кавказец" Кора. - Авт.) Однажды Васильич увидел, как я выношу из столовой сверток с едой: "Ты что, плохо покушал? На ночь берешь?" - "Да нет, меня друзья у порога ждут". - "Ну, тогда другое дело".

Я подхожу, начинаю с ними играть, а Васильич говорит: "Ты поосторожнее, могут и за руку ухватить". - "Да что вы, Васильич, ни в коем случае! Я даже их язык понимаю". Лобановский смотрит на меня удивленно, не верит. Вместе с ним отходим метров на тридцать, и я начинаю лаять по проверенной схеме: три "лая", потом один, потом два и через паузу опять такая же комбинация звуков. Через мгновение мы оба оказываемся в живом собачьем кольце. Васильич настораживается, но собаки настолько активно виляют хвостами, что он не удерживается и начинает, улыбаясь, гладить одну из них по голове.

- Вы заядлый шахматист, Александр Федорович. Известно, что и Лобановский хорошо играл в шахматы.

- Он любил эту древнюю игру и даже придумал еще один ее вариант: шахматы в поддавки. У него никто не мог выиграть. Со временем Васильич усовершенствовал эту игру. Сначала, как принято в классических шахматах, мы не били королей друг друга. Но когда однажды на доске остались только короли, следовательно, партия закончилась вничью, Лобановский настоял, чтобы в дальнейшем можно было бить все без исключения фигуры.

- Понятное дело, львиную долю времени в жизни тренера занимал футбол. Но все же выпадали у него и свободные минуты. Чему он посвящал отдых?

- Валерий Васильевич очень любил природу, продолжает Александр Чубаров. - Пригласил я его как-то вместе с супругой в свой дом, который построил в селе. Аделаиде Панкратьевне очень понравилось. Она уже было подумала, может, и им здесь построиться. Но Васильич воспринял ее идею без особого энтузиазма.

После того визита прошло несколько лет. Однажды президент нашего клуба Игорь Суркис взял с собой Лобановского, и они поехали в Бышев, где Игорь Михайлович решил построить себе дом. Места там просто сказочные: чудесный ландшафт, море зелени, елочки, березки, огромное озеро. "Там, как в Швейцарии", - восхищался тогда Лобановский.

В итоге Игорь Михайлович убедил нашего тренера построить дом. Но Валерий Васильевич хотел только деревянный. Точно такой, что увидел еще в далеком 1976 году во время Олимпиады в Монреале. И вскоре канадская мечта Лобановского стала реальностью. "Моя деревяшка", - ласково называл он свою загородную обитель. Любил туда приезжать. "Там даже стены дышат", - говорил.

«Семь бутылок шампанского - для празднования успеха «Динамо» в финале Кубка СССР я так и привез из Москвы обратно в Киев»

- Правда ли, что администратором киевского "Динамо" вы могли стать еще до возвращения Валерия Лобановского из Днепропетровска в Киев, в начале 1970-х годов?

- Мог (улыбается). В 1973-м в моей судьбе решил поучаствовать один влиятельный знакомый отца. Тогда как раз собирался на пенсию администратор "Динамо" Рафаил Моисеевич Фельдштейн, знаменитый Рафа, отдавший клубу долгих 40 лет своей жизни. Для начала мне предложили поработать на подхвате. Боевое крещение я должен был пройти в Москве, где динамовцы играли финальный матч Кубка Советского Союза с ереванским "Араратом". Что обычно делают победители с добытым трофеем? Правильно - наполняют шампанским и пускают его по кругу. Вот мне и поручили доставить игристый напиток в динамовскую раздевалку.

Это сейчас выполнить такое задание - не проблема. А тогда... Заранее купить шампанское в Москве я, конечно же, мог. Но, во-первых, плохо знал город, а во-вторых, из раздевалки до ближайшего магазина путь был не близкий. Да и милицейские кордоны на каждом шагу.

Словом, получил я задание купить семь бутылок шампанского (хотя в кубок помещалось только шесть), держать их при себе и на удачу ни в коем случае не контактировать до финального свистка с командой. И только после победы появиться в раздевалке, чтобы на радостях отпить вместе со всеми из серебряной чаши. Тут же меня представят команде, и начнется новая жизнь...

И вот наступило 10 октября. Добрался я до Москвы, вышел из поезда на Киевском вокзале и с тяжелой сумкой (все-таки семь бутылок шампанского) направился в "Лужники". Уселся на трибуне поближе к выходу и предвкушаю предстоящий в раздевалке праздник.

"Динамо" уверенно выигрывало у "Арарата", и мне нужно было без потерь через оцепление попасть под трибуны. И надо же было случиться беде! За несколько минут до финального свистка наш тренер Александр Севидов, будучи уверенным в победе, вместо Блохина и Буряка выпускает "под премиальные" Зуева и Кондратова. Эта уверенность наставника, наверное, настолько расслабила футболистов, что за 40 секунд до окончания основного времени мы пропустили мяч, а в дополнительное - еще один. Мое шампанское уже никому не было нужно...

В толпе расстроенных динамовских болельщиков я поплелся на вокзал, сел в поезд и утром уже был в Киеве. На стадион "Динамо" не пошел: там и без меня проблем хватало. А сумку с шампанским задвинул в квартире в самый дальний угол и не знал, что с ним делать. На моем назначении администратором киевского "Динамо" был поставлен крест. Как мне тогда казалось, навсегда...

- А оказалось, "всего" на 12 лет.

- К тому моменту я уже работал тренером и с юношеской сборной Украины выиграл очень престижный в те времена всесоюзный турнир "Юность". Кстати, победителями тогда стали известные впоследствии футболисты - Лужный, Гусейнов, Сидельников, Цымбаларь. В 1985 году я набрал новую группу юных дарований. В том моем "инкубаторе" оказались Саша Шовковский, игравший... в нападении, и Сережа Федоров. Тренировались мы в Конче-Заспе, и, очевидно, за нами наблюдали.

Как-то присылают за мной гонца: "Вызывает Лобановский". Убедившись, что я и есть тот самый Чубаров, который выиграл "Юность", Валерий Васильевич задает вопрос: "Вы знаете такого Добровольского?" - "Игоря? Из Молдавии? - переспрашиваю. - Видел его на финале в Белгороде. Парень техничный, ловкий, хитрый, чем-то напоминает нашего Веремеева". - "Вот-вот. А не могли бы вы привезти из Кишинева заявление этого парнишки?" - "Если нужно, съезжу". - "Тогда зайдите к администратору, пусть вас завтра же отправит", - подвел черту разговору Лобановский.

Иду к администратору. "Куда, в Кишинев? - хватается за голову замотанный администратор. - Ты, наверное, заболел? Да билеты в Кишинев надо заказывать недели за две - лето же на дворе! И обратно лететь, похоже, собираешься? Кто отправит?"

Возвращаемся к Лобановскому. "Васильич, это невозможно, билетов в кассах нет и не будет, - плачется администратор. - И сделать их раньше чем через неделю-другую я не берусь". - "А нам нужно завтра, - невозмутимо роняет Лобановский, сделав при этом какое-то неуловимое движение пальцами. - Уровень низкий! Низкий уровень. Что же я могу поделать? Идите..."

Этот особый жест пальцами я потом видел сотни раз, а тогда, выйдя на улицу, все никак не мог успокоиться: "Низкий уровень!.." - "А почему меня кто-то должен отправлять? - думаю. - Что, я не киевлянин, или мало поездил на своем веку?"

Через полчаса с коробкой конфет я уже был на втором этаже аэропорта "Жуляны", а еще через пару часов ближайшим рейсом летел в Молдавию. Не буду рассказывать, как в Кишиневе встретился и переговорил с Добровольским и как на обратном пути меня посадили в... кабину к пилотам.

Прошел неполный день после того, как мне предложено было лететь в Кишинев, а я уже выходил из такси в Конче-Заспе. На базе стояла послеобеденная тишина, и лишь на корте слышались голоса: Лобановский и Пузач играли в теннис-бол. Дождавшись паузы, обращаюсь к главному тренеру: "Валерий Васильевич, хотел бы вам заявление отдать..." - "Какое заявление, - недоумевает Лобановский, - увольняешься, что ли?" - "Добровольского. Вы же просили взять..." - "А как оно к тебе попало?" - "Поехал, поговорил: он и согласился. Через четыре дня приедет вместе с тренером". - "Куда это ты поехал? - не унимается Васильич. - Тебя же администратор не отправлял?" - "Я сам слетал", - объясняю с гордостью.

И тут до Лобановского что-то начинает доходить: "Кириллыч, слышал? А ты говорил, что у тебя администратора нет. Не надо себе голову забивать: пусть приступает к работе"...

«Инсульт у меня случился прямо на футбольном поле»

- Сколько часов длится рабочий день администратора киевского "Динамо"?

- Своим знакомым, коллегам или друзьям я всегда говорил: "Звоните в любое время. Только не беспокойте меня с четырех до шести часов".

- Ночи?

- Да. Хотя в последнее время мой график несколько изменился, и сплю я с семи до девяти часов утра. У меня много спортивных телеканалов, смотрю не только футбол - хоккей, баскетбол, соревнования по другим видам спорта. А еще - наши старые фильмы, 1960-х, 1970-х годов. Как же бедно были одеты наши актеры! А вообще, тратя так мало времени на сон, в шутку говорю, что таким образом продлеваю себе жизнь. Когда иду спать, моя дочь как раз уже собирается в школу. Первым делом прогоняю вот этого "негодяя" (указывает на устроившегося рядом Лорда), который спит на моем месте. А Лорд, будь не дурак, сразу принимается лизать руку супруге, как я говорю, самой красивой женщине Украины: дескать, пора меня на прогулку выводить (смеется).

- Кстати, свою жену вы ведь "украли" из своей же футбольной команды, которую тренировали...

- Да, в 1990 году я как раз возглавлял женскую команду "Динамо", и мы были на сборах в Вижнице под Черновцами. Там у меня случился инсульт... На ровном месте! Вышел на тренировку, хотел остановить мяч и... рухнул на газон. Парализовало всю левую сторону тела, отняло речь. Наверное, так на меня подействовал пережитый незадолго до этого стресс: моя дочь от первого брака Илона как раз со скандалом разводилась со своим мужем - известным футболистом Сергеем Юраном.

К счастью, в Черновцах жила и до сих пор живет моя сестра, а ее муж профессор Куликов - известный нейрохирург. И когда случилась беда, он сразу же с коллегой-терапевтом примчались в Вижницу, благо от Черновцов было всего 30 километров. Так вот, терапевт, обследовав меня, первым делом поинтересовался, какой образ жизни я веду, много ли пью? А поскольку говорить я не мог, на все вопросы отвечал мой коллега по тренерскому цеху, к сожалению, ныне покойный (погиб в автокатастрофе) Володя Фастовский. "Федорыч, - говорит, - вообще ничего не пьет: ни пива, ни вина, ни водки, ни чая, ни кофе, ни какао. Только компот и минеральную воду". "Странно, тогда он должен был стать мои пациентом еще лет двадцать назад, - пытается взбодрить меня доктор. - Я вас вылечу, поставлю на ноги, но отныне вы каждый день должны будете выпивать по 30 граммов коньячку. А то опять ко мне попадете".

- Придерживаетесь рекомендаций?

- Нет (улыбается). Правда, иногда, когда уже гости достанут, могу себе на донышко рюмки капнуть. А вот курю я с... семи лет.

- Из Вижницы вас тогда доставили в больницу в Черновцах?

- Поначалу да. Но мой родственник-профессор сразу же забрал меня к себе домой. У них в Черновцах огромная пятикомнатная квартира. Одна из комнат и стала моей больничной палатой. А на следующий день в эту же комнату поставили еще одну кровать и положили девушку, которую постигло такое же несчастье, как меня. Так мы и лежали, как на соседних полках в купе поезда.

Знаете, словами то, что было, не передать. Представляете, ни повернуться нельзя, ни левой рукой пошевелить - она просто лежит неподвижно, как веревка... Не моя! И только спустя десять дней появилась какая-то чувствительность в ноге, еще через четыре дня - в руке, вернулась речь. Хотя поначалу я "ожившей" левой рукой даже простыню не мог поправить. Да и до сих пор не могу, как следует, соединить большой палец с мизинцем. Вот посмотрите (демонстрирует).

А тогда я дал себе слово сделать все возможное, чтобы вернуться к нормальной человеческой жизни. Постоянно делал какие-то упражнения, разрабатывал руку. Вставал с кровати и потихоньку шел в соседнюю комнату, где была шикарная библиотека. Пытался достать из шкафа книгу - не получалось, затем тетрадь - та же история, и только листик бумаги мне покорялся. Хотел вдохновить и девушку. Но она лежала с поникшим видом и только говорила: "Сашко, я нiчого не хочу. Нехай все буде, як буде". Вскоре, уже вернувшись домой, я узнал, что Ярослава, царство ей небесное, умерла (замолкает)...

- Стихи вы начали писать там же, в Черновцах?

- Перед отъездом со сборов в Киев мои девчонки в полном составе пришли меня проведать. И такая меня грусть одолела: это ж я теперь никогда в жизни не станцую "цыганочку"! Елки зеленые, да и песни не смогу "мычать" под гитару. Аж слезы на глазах выступили. И тут заходит одна из моих девчонок: "Федорович, вы что, плачете? Ну что вы? Вы же наш любимый мужчина". Взяла меня за руку, и такое тепло пронзило мое тело. Это была Лена Боришполец, моя футболистка и... моя будущая жена, которая моложе меня "всего" на 27 лет.

Хотя в тот момент о таком подарке судьбы я даже не догадывался. А после отъезда команды почему-то стал думать: как она там, в Киеве, чем занимается. А еще... начал писать стихи. Стихи - это, наверное, громко сказано: скорее тексты, картинки из жизни. С тех пор каждый день пишу - две строчки в день, пять, но обязательно пишу...

Александр Федорович неожиданно встает, берет гитару и негромко заводит собственную песню о маленьком поселке Водогон, где живет его семья:

"Здесь, за площадью Шевченко, на опушке среди сосен

Девять маленьких домишек, три хрущевки - весь район.

Здесь живут простые люди, старожилы и детишки

С уваженьем называют это место Водогон.

Мне здесь все напоминает старый киевский мой дворик:

Допотопные сараи, палисадники, кусты

И бездомные собаки смело бродят меж домами,

И, не думая о страхе, за любовь бьются коты.

Может, в этом виноваты перекрытия, как вата,

Или звукопроходимость старых тонких дряхлых стен?

Но все события и даты, все соседские вопросы

За день все известны всем.

Хоть и нету на скамейках старых добреньких старушек,

Но соседские ремейки на губах моих подружек:

Кто когда и с кем пришел, кто чего кому купил,

Кто напился хорошо, а кто и с кем уехал в Крым.

Можно вечером в проходке, покружив по Водогону,

Все услышанное за день с чувством, с толком обсудить,

Иль тихонечко в детсадик, взяв с собой поллитра водки,

А кто не хочет - тот винишка, вдохновенно забрести.

Через день звонит подружка, по секрету сообщает:

Все, о чем вчера болтали, оказалось ерунда!

Очень часто так бывает: кто-то вымыслы вставляет,

Ведь по пьянке и сливянка - просто чистая вода.

Но эта песня не об этом: красота зимой и летом,

Утром, вечером и днем,

Пенье птиц и хвои запах на пушистых сказки лапах.

Он стоит, он людям в радость - наш красавец-Водогон".

- Посмотрите в окно: все, о чем я спел, перед вами, - продолжает Александр Федорович. - И домишки, и лес, и детский садик. Нравится мне здесь жить: какая природа, какой воздух, а как на рассвете поют птицы!

- Это правда, что свою младшую дочь вы назвали в честь Валерия Лобановского?

- Да, Валерии уже 15 лет, и она обязательно хочет стать журналисткой.

- Александр Чубаров пишет стихи, играет в шахматы и на гитаре, танцует "цыганочку". Продолжите, пожалуйста...

- А еще Чубаров безумно любит футбол! Именно из-за этой любви я и оказался в свое время в киевском "Динамо", хотя раньше работал... инспектором Госстраха. Тридцать четыре года уже отдал любимому клубу.

Знаете, меня иногда упрекают в том, что я часто рассказываю о Валерии Лобановском. Даже его родные иногда обижались: дескать, Саша, посмотри, какие о Васильиче гадости пишут, может, хватит? На что я им отвечал: "А вы вспомните, какие слова написаны на могиле Валерия Васильевича: "Мы живы до тех пор, пока о нас помнят"...

Александр Чубаров снова берет в руки гитару и затягивает:

"Как здорово, что за мгновенье можно вспомнить,

Как было там, в далеком далеке,

Слегка взгрустнув, глаза слезой наполнить,

Воспоминанья, как же радостны вы мне!

Мудрец сказал, что все пройдет,

И это тоже - чины, богатство, слава, все пройдет.

Воспоминанья, вы для меня всего дороже,

Да и для всех на свете ничего дороже нет..."