Николай Петрович Старостин

Клише, сопровождавшим его образ в последнее десятилетие, было “ровесник века”. По мере продвижения 90-х тема столетия звучала все актуальнее и активно по всем направлениям эксплуатировалась. В отношении патриарха советского футбола такая метафора не была точной до буквальности. Старостин был моложе века, родившись в феврале 1902 года, и, как все появившиеся на свет до октябрьского переворота 1917-го, оставил нам путаницу дат, связанную со старым и новым стилями. Но натурой, а еще больше обликом своим – аскетично сухим и старчески суровым – вполне отражал характер столетия. “Мне на плечи кидается век-волкодав” — приходит на память из Мандельштама.

Никита Симонян, сам перешедший черту гроссмейстерского возраста и много общавшийся с Николаем Петровичем по спартаковским делам, не мог привыкнуть: патриарх говорил о каком-нибудь случае как о вчерашнем-позавчерашнем, а собеседник соображал, когда же это было, до твоего рождения или после?

Детство Николая Старостина проходило на Пресне в известной по книгам обстановке старой Москвы. Ему не надо было читать у Гиляровского про булыжную мостовую, цоканье подков о которую постоянно стояло в родительском доме, крики голосистых торговцев, включая забытое “Старье берем...”, и редкое вторжение автомобиля, еще только входившего в обиход.

Наблюдавшие Старостина со стороны, к коим относит себя и автор, воспринимали его как раритет, символ, раскопанного динозавра, не актуализированного современностью. А он и в 30, и в 50, и в 80 не просто оставался в русле событий, но исхитрялся влиять на них самым непосредственным образом. Какими же надо обладать интеллектом и чувством времени, чтобы так и не позволить веку обогнать себя!

Говорят, в четверке знаменитых братьев он был наименее одарен футбольным талантом. Но как часто бывает, добился в итоге большего, по совокупности всех достоинств став в нашем футболе фигурой наиболее значимой. Это тот редкий случай, когда признание властью (три ордена Ленина и ельцинский “За заслуги перед Отечеством”) не вызывает в народе естественного раздражения. Свой иконостас Старостин-старший заработал и выстрадал честно. Наверное, определяющим в перечне его личностных достоинств был все же характер. Он был хорошим уличным бойцом времен знаменитого “стенка на стенку”, а в 1920-м попробовал всерьез заняться боксом, и дело даже не в том, что 18-летний Старостин выиграл первенство Москвы в полутяжелом весе среди новичков, — он мог держать удар. Тогда же, в 18, он останется за отца трем своим братьям и двум сестрам, познав бремя ответственности и выстояв. До последних дней он был беспрекословным авторитетом во всех семейных вопросах. Рассказывают, на юбилеях и торжествах в квартире Николая Петровича собирались более полусотни родственников, которые рассаживались за столом в особом порядке: Николай в центре, справа Александр, слева Клавдия, Андрей, Петр, Вера и так далее по ранжиру. По мере редения рядов за столом происходили перемещения, но традиция жила.

Это удел по-настоящему сильных – устанавливать традиции, как, впрочем, и ломать. В футболе, сразу ставшем важным средством партийно-пролетарской пропаганды, Старостин всегда играл свою игру. Он умел, плывя по течению, в нужный момент развернуться и даже перекрыть таковое, а добившись требуемого, снова отдаться воле волн. Чего, по свидетельству очевидцев, было не отнять у Старостина-нападающего – это скорости. Он бороздил свой правый фланг, уходя от защитников, притормаживая порой для подработки мяча – и снова уходя. Глядя на него, трудно было поверить, что природный бег Николая Петровича был медленен и коряв. По этой причине в свое время не состоялся его дебют в составе команды “Красная Пресня” в Ленинграде, куда новичка впервые взяли в поездку. Вся семья – трое братьев и Клава с Верой – накануне восторженно наблюдала ритуал чистки бутс и укладывания в чемодан формы, а потом провожала до вокзала. Через несколько дней посрамленный Николай вернется домой ни с чем. Но духом не падет и за четыре года титанического труда поднимет скорость из тихоходной до стремительной. Исправление бега станет у Старостиных одним из самых веселых семейных преданий. Николай совершал до сотни рывков в любое время дня, на стадионе и многолюдной улице, в трико и выходном костюме, пугая своей внезапностью прохожих, а иногда и собственную жену Антонину.

Не буду останавливаться на игровой карьере напористого правого крайнего, обвиняемого некоторыми специалистами в прямолинейности, которая не мешала однако Старостину безоговорочно главенствовать во всех командах. Он семь лет избирался капитаном сборных Москвы и Союза, хозяйски вел себя в делах и на поле и, кстати, ввел традицию поздравлять забившего гол партнера рукопожатием. О многом говорит известная фотография, на которой Старостин-старший, ничуть не тушуясь, ораторствует в установленный прямо посреди поля микрофон, приветствуя прибывших в Москву турецких футболистов.

В 1936-м, предугадывая значимость события, он отметится участием в одном матче первого чемпионата СССР – и повесит бутсы на гвоздь, сменив открытость футболки на строгий галстук. Именно за пределами поля настанет для него время главных и самых значимых футбольных дел.

Это он в середине 30-х станет главным закоперщиком создания первого в советской стране немилитаризированного спортивного общества, подведя комсомольского бога Александра Косарева к идее использовать ресурсы Промкооперации в спортивно-политической игре.

Это он летом 1937-го пробьет через высокопоставленных друзей право на внеплановый матч с приехавшими в Москву великими басками. Гости из Испании сокрушили выставленные против них столичные команды, и при руководителях более осторожных “Спартаку” оставалось бы радоваться непопаданию под этот молох. Но братья были спортсмены до мозга костей и рвались в бой с открытым забралом. “Спартак” победил 6:2, и сегодня никто не возьмется сказать, помог им этот сенсационный результат остаться на плаву или, напротив, сгустил тучи, которые грянут свинцовым дождем неполных пять лет спустя.

Это он в том же 37-м осуществит рискованную затею провести показательный матч на Красной площади во время парада физкультурников – на глазах товарища Сталина, который мог в это время нахмуриться или зевнуть...

Необычайной будет и активность этого выпускника училища иностранных торговых корреспондентов (как говорили в старой Москве, коммерческого училища братьев Мансфельд) в финансовых делах “Спартака”. Рассказывали, во второй половине тридцатых председатель правления мог запросто дать нуждающемуся спартаковцу, независимо от спортивной специализации, определенную сумму без всяких расписок, просто из ящика стола...

В 1942-м органы в один день заберут всех братьев, на дюжину лет разбросав их по тюрьмам и лагерям. Все они к тому времени уже закончат игровую карьеру, но будет ли в тогдашнем футболе что-то более отрицательно значимое, чем последовавший 12-летний простой Николая Старостина, отмеченного редким талантом спортивного функционера. И хотя завороженные магией имени региональные энкавэдистские божки устроят его тренировать комсомольско-амурское, а на последние два года алма-атинское “Динамо”, Старостин будет выведен с большой футбольной орбиты. Однажды много позже он признается, что никогда не видел в игре Боброва, и через эту реплику нагляднее, чем через возможное многословье, проявится осознание того, что их (а заодно, пожалуй, и всех) обокрали на целое футбольное поколение.

Для “Спартака” годы без Старостиных станут временем неудач. В присутствии братьев для клуба было нечто мистическое. Чем ближе становился день освобождения, тем лучше шли спартаковские дела. В команде начала 50-х подобрался весьма приличный ансамбль исполнителей, удивительно другое – с каким пониманием и почтением встретила звездная молодежь вернувшегося из лагерей Николая Петровича и сколь безоговорочно ему подчинилась...

Появившись в Москве в 1954-м, Старостин уже через год будет утвержден в качестве начальника команды и задержится в этой должности, с двумя незначительными перерывами, на долгие сорок лет. При меняющихся тренерах и поколениях игроков Николай Петрович будет оставаться не просто хранителем традиций, но центральным действующим лицом. Удивительно, что, будучи абсолютным трезвенником, он решал вопросы без ущерба для печени – рабочего органа начальников советских команд всех времен. Другой его особенностью было категорическое пресечение попыток боссов вмешиваться в дела команды, что и привело к двум съемам с работы, печально, к слову, для “Спартака” закончившимся (во втором случае команда впервые в своей истории покинула высшую лигу).

О светлом уме Николая Петровича и его феноменальной начитанности можно судить по случившемуся однажды в Париже. Русская экскурсовод протараторила заученный текст у гроба Наполеона, выставленного в Соборе инвалидов, и предложила продолжить движение. И тут Старостин девушку остановил и занял внимание футболистов получасовым экспромтом, захватывающе и с потрясающей детализацией рассказав о великом императоре и коллизиях его времени.

Прочел где-то интересную мысль, что история футбольного “Спартака” — это история взаимоотношений Николая Петровича с тренерами. При нем впервые в команду пришел первый иностранный наставник – чех Антонин Фивебр в далеком 1936-м. При нем впервые пришел (и ушел по его настоянию) первый в истории клуба великий тренер. По его инициативе и рекомендации пришел, наконец, тренер, решившийся на расставание со стариком-основателем...

В 1977-м, прислушавшись к абсурдному, казалось, предложению своего брата Андрея Петровича, Старостин-старший провел в кресло главного тренера команды пожизненного динамовца Константина Бескова и в паре с ним создал новый, по сей день незабываемый своей романтической манерой игры “Спартак”. А на исходе 1988-го в возрасте 86 лет Николай Петрович убрал многажды заслуженного и казавшегося незыблемым Бескова. Проверенное временем “в одну телегу впрячь не можно...” оказалось пророческим и в случае футбола. Тлевший десятилетие конфликт коренных спартаковца и динамовца после ухода из жизни сглаживавшего разногласия приятеля Бескова Андрея Старостина закончился отставкой Константина Ивановича. Считается, что Старостин-старший победил за счет большей близости к игрокам, встревоженным за свое будущее после скоропалительных отчислений вчерашних фаворитов Бескова – Гаврилова, Морозова, Романцева, Шавло... Но нельзя не признать и другое: Старостин безошибочно уловил момент, когда замена Бескова не будет во вред общему делу.

В качестве замены патриарх нашел “Спартаку” его былого капитана Олега Романцева. Погруженный в финансово-хозяйственные вопросы Старостин, оказывается, внимательно отслеживал работу молодых тренеров. И отдал предпочтение Романцеву перед Ловчевым. А в еще более преклонном возрасте, перестроив мышление и оценив тенденции, старик снова подставил Романцеву плечо, препроводя в президенты клуба. Подобно известному кардиналу, Старостин до конца играл большими фигурами.

К нему привыкли настолько, что Николай Петрович с его неспешным скрипящим голосом и жилистой, складывающейся от старости, но все равно излучавшей энергию походкой уже представлялся вечным. Но ничего вечного в мире нет. Как никто знающий спартаковских стариков писатель Нилин утверждает, что на смертном одре, когда сознание возвращалось к нему, Николай Старостин спрашивал, какое сегодня число. Спортсмен никак не хотел умирать в нем, умирающем. Наверное, ему хотелось дотянуть до очередного дня рождения, своего еще одного рубежа. Бухгалтерия всегда была его слабостью. Он ушел, не дожив до 94-летия всего десять дней.